Прекантор (praecantor), или старший певчий (cantor), был голосом церкви и следил за ритмом богослужений, в случае
необходимости поторапливая запаздывающих отцов и братьев (которые не очень-то спешили, скорее всего, чтобы отвертеться от какой-нибудь
повинности) или же умеряя их, когда они стремились слишком быстро завершить службу. Он преподавал музыку новициям и детям. Но, как
гласит текст того времени, кантор не имел права давать детям пощечины или таскать их за волосы, эта привилегия сохранялась только за
учителем. Богослужебные манускрипты в течение долгого времени составляли большую часть монастырских библиотек, поэтому совершенно
естественно, что старший певчий занимался также библиотекой. У него находился ключ от книгохранилища, и он следил за тем, чтобы никто
без его ведома не брал книги из библиотеки. Именно он отвечал еще и за скрипторий. Прекантор был одним из тех трех монахов, которые
хранили монастырскую печать. В обязанности его помощника (succentor) вменялось напоминать некоторым сонливым монахам во время
всенощных бдений, что им надлежит быть бодрствующими стражами на службе у Бога.
КАНЦЛЕР
В аббатствах рано появилась канцелярия, служители которой назывались скриптором, нотариусом или канцлером.
Последнее слово первоначально означало привратника, находившегося около решеток (cancelli) суда. Матрикулярием (matricularius)
называли монаха, который вел книгу записей — матрикулу.
РИЗНИЧИЙ
Ризничий (sacrorum custos — «хранитель сокровищ», лат.) отвечал, как указано в самом его названии, за церковную
утварь и сокровища монастыря. В итоге круг его обязанностей пополнился еще и заботой о чистоте и порядке в храме. Украшения и убранство
алтаря, священнические облачения находились, скорее, в ведении капицерия («capicerius», то есть «тот, кто следит за облачением церкви»).
Ризничему полагалось снабжать священника горячими углями, чтобы во время богослужения можно было погреть руки. Ему следовало также
обеспечивать освещение церкви, трапезной, настоятельских покоев, помещений келаря и тех комнат, где размещались гости монастыря.
Помощник ризничего следил за соблюдением канонических часов, звонил в колокол и устанавливал часовые механизмы.
Ризничему и его помощникам вменялись и иные функции. Например, они снабжали монастырь сеном, чтобы покрывать земляной пол в тех
помещениях, где не было ни дощатого настила, ни плитки. Они занимались ремонтом зданий, оплачивали труд наемных рабочих. Как мы видим,
эти обязанности несколько расплывчаты, неожиданны и не имеют ничего общего с названием должности ризничего. Однако это были
влиятельные и уважаемые люди, которые, стоило аббату несколько отпустить поводья, начинали при случае злоупотреблять своим
положением. Некоторые аббаты имели смелость наказывать их. Один из таких настоятелей заставил «вырвать с корнем» дома, построенные
ризничим бывшего аббата. В те времена люди были скоры на руку.
САНИТАРНЫЙ БРАТ
Санитарный брат (infirmarius) заботился о больных, в его ведении находилась монастырская больница. Он был обязан
следить за садом, где произрастали лекарственные травы. Он ежедневно служил мессу и произносил слова утешения. Он должен был
безропотно выносить выделения и испражнения больных, поддерживать в больнице огонь и ночное освещение, советоваться с врачом
(часто мирянином), устраивать омовения, подавать больным питье, отвары, кашки и иные лекарства скудной медицины той поры.
Санитарному брату надлежало видеть в каждом больном самого Христа, и наоборот, он сам представлял собою Христа, «пришедшего послужить миру»,
источник милосердия и терпения, как писал картезианец Гиг. Болезнь обычно сопровождалась послаблениями в режиме питания: в больнице
разрешалось вкушать куриный бульон, мясо, яйца, вино или рыбу — там, где здоровые монахи ее обычно не ели. В бенедиктинском аббатстве
Сен-Пьер-де-Без санитарный брат был обязан снабжать больных монахов специальными продуктами —
«миндальными орехами, черносливом, кашей" (из овса или ячменя), «свежими цыплятами и прочим легким мясом, полезным для больных, до
тех пор, пока они не смогут кушать говядину». В аббатстве Монте-Вирджине была «прекрасная больница со всем необходимым», но там
редко появлялись мясо, вино, яйца, молочные продукты... У картезианцев больницы не было вовсе, за что их подчас упрекали. Заболевший
монах оставался в своей келье: одиночество, прежде всего. Никаких особых послаблений в питании, кроме разрешения есть рыбу, ему не
давалось. Редко применяли и лекарственные средства, что нисколько не мешало особенно уповать на доброту, милосердие, благожелательность
по отношению к больному, к тому, кого одолевают искушения. «Великий грешник тот же больной», — пишет Гиг, поэтому на больного полагалось
смотреть как на грешника. То же самое относится к преступникам: «Нужно, чтобы он сам пришел к пониманию своего блага».
Именно этим объяснялось отсутствие уголовного кодекса, что выглядело весьма прогрессивно.
Ни в одном монашеском Ордене не приветствовалось быть больным («одержимым страстями»). Монах никогда не
нежился в постели. Почувствовав признаки болезни, находясь либо на хорах, либо в трапезной или в ином месте монастыря, он должен
попросить у аббата разрешения отправиться в больницу. Если же болезнь сразила его столь внезапно, что он даже не мог привлечь к себе
внимания, то любой другой монах обязан оказать ему необходимую помощь. В случае ухудшения состояния больного, санитарный брат
просит братию молиться о его выздоровлении. В аббатстве Эйнсхем монах, пожелавший в отсутствие отца-настоятеля принять лекарство,
должен был получить за это прощение капитула и просить его молиться о нем. У тамплиеров перед лечением монах был обязан предварительно
исповедаться и причаститься. Санитарный же брат должен был следить за тем, нет ли среди монахов симулянтов, соблазнившихся «сладкой жизнью»
в больнице. Он также должен был изолировать в особом помещении заболевших дизентерией, серьезно раненных, страдающих рвотой и «буйных».
А прокаженные снабжались особой «униформой» — одеждой св. Ладра или Лазаря — и зловещей трещоткой, предупреждавшей прохожих об их появлении.
Для посещения больных требовалось получить разрешение настоятеля. И на самом деле, разве мог заболевший монах надеяться на улучшение
после визита родственников, еще больше «осквернив» себя созерцанием мирских вещей, вместо того, чтобы получить облегчение в своих страданиях?
В больницу поступали только больные, старики, калеки, люди в состоянии депрессии, монахам после кровопускания тоже
находилось там место. В больнице разрешалось разговаривать друг с другом, питание тоже было тут гораздо лучше. Братья, впавшие в депрессию,
слушали игру на музыкальных инструментах. Короче говоря, монашеская дисциплина здесь была ослаблена, потому-то монахи чаще, чем им
следовало, находили способы попасть в больницу.
После трапезы старались сохранить все остатки, считавшиеся полезными для больных. В противном случае оставшееся от обеда отдавалось
елемозинарию. На кухню ходить было сложно, поэтому при больнице имелась своя посуда, в которой можно разогреть некоторые блюда,
приправить их или даже приготовить что-нибудь на скорую руку.
ГОСПИТАЛИЙ
Отец-госпиталий (hostiliarius, hospitalarius), то есть странноприимный монах, был обязан оказывать прием гостям. В этом качестве
он выступал как «принимающий лично Христа», согласно бенедиктинскому уставу. Это непростая и деликатная задача, ибо странствующие и
путешествующие не всегда оказывались святыми, да и сама жизнь странника не располагала к утонченным манерам. Некоторые гости стоили
монастырю слишком дорого. Другие начинали болеть, их приходилось помещать в монастырскую больницу (отметим, что слова «гостиница»,
«госпиталь», «отель» происходят от латинского слова «гость» — «hospes»).
Особые меры предусматривались для приема таких гостей, как священник, монах, приор, аббат или — кто знает? — сам епископ. Какое
место отвести таким гостям в трапезной? На хорах? Какие блюда предложить им за столом? На все эти вопросы, столь сложные для людей
того времени, живших в строго иерархическом обществе, где важную роль играли символы, сборники обычаев давали ясные, точные и
подробные ответы. Отец-госпиталий, как в них говорилось, должен быть приветливым, любезным, усердным, обладать хорошими манерами,
достойной походкой, легко вступать в беседу. Мы бы сегодня сказали, что такой человек должен быть экстравертом, открытой личностью.
Если случится, что ему нечего больше предложить, то, по крайней мере, он порадует гостя своей улыбкой и приятной беседой. Таким проявлением
милосердия доброе имя аббатства упрочится, дружеское расположение усилится, враждебность притупится, Господу воздастся слава, и на
Небесах отца-госпиталия ждет за это вознаграждение.
Госпиталий должен следить за содержанием в порядке помещений, белья, посуды, одеял, скатертей и столовых приборов (из серебра!). Зимой
он поддерживает огонь и держит наготове свечи. Он также должен обеспечить гостю возможность писать. Он следит, чтобы в комнатах не
появлялась паутина, в спальню не проникали копоть и дым, а гости хорошо вели себя. Когда гости отправлялись в путь, он обходил помещения,
проверяя, не забыли ли они что-либо... или нечаянно не прихватили с собой что-нибудь лишнее (при исполнении подобных функций вряд ли
остается место для иллюзий).
Как же он должен принимать гостей? По этому поводу сборники обычаев содержат пространные описания, очаровательные
своей наивной подробностью и желанием соблюсти все условности и церемонии приема нового лица в монастыре: молитвы, благословение,
прием у настоятеля... Затем госпиталий и гости рассаживаются и беседуют друг с другом. Наступает время трапезы. У гостей заранее спрашивают,
кушали ли они сегодня. Если нет, то для них срочно готовятся какие-нибудь блюда. Также госпиталий осведомляется, не желают ли они отдохнуть,
не хотят ли пить? В установленный час он провожает их в спальню, замечая, что они не должны стесняться, если захотят «помыть руки».
Это предложение, как гласит текст, подобает делать независимо от времени прибытия гостей в монастырь. Госпиталий следит, чтобы соблюдалась
тишина; если же начинаются какие-то беспорядки, он тотчас же докладывает об этом настоятелю, который принимает соответствующее решение.
На следующий день после прибытия в монастырь гости участвуют в богослужении. Это лучший способ отблагодарить монахов и показать, что
аббатство в глазах гостей — это не придорожный постоялый двор. Но вполне вероятно, что гость должен отправляться в путь с раннего утра;
в таком случае отец-госпиталий предупреждает об этом трапезничего и повара на кухне, которые обеспечивают гостя запасом пищи. Цитируемый
текст заканчивается горьким замечанием о том, что строгий ритуал приема гостей соблюдался только в старину, а в те времена, в которые живем мы,
от обычаев часто уклоняются...
ЕЛЕМОЗИНАРИЙ
Елемозинарий (eleemosinarium — «подающий милостыню») обязан раздавать милостыню нищим, беднякам, странникам,
отверженным, вдовам, неимущим клирикам, всем путешествующим и даже прокаженным. Он должен осуществлять справедливое распределение
пищи, напитков, старой одежды, а в праздники — еще и мелких монет. Можно предположить, что в толпе нищих, ежедневно теснившихся у
ворот монастыря, иногда проскальзывали профессиональные попрошайки. Однако в сборниках обычаев я не встретил опасений на сей счет.
По всей вероятности, монахи считали, что лучше оказаться обманутыми, чем безжалостными и подозрительными. Наоборот, встречаются
упоминания о тех, кто некогда был богатым и могущественным, но волею судьбы оказался в нужде. Елемозинарию следовало проявлять
особую деликатность по отношению к таким несчастным, которые могли стыдиться окружения нищих. Им он помогал втайне.
Более чем кто-либо другой, елемозинарий должен был проявлять себя добрым, сдержанным, выказывать сострадание и милосердие,
терпеливо выносить жалобы и назойливые крики осаждавших его горемык. Он был, как написано в сборнике Эйнсхема, «поддержкой
отверженных, отцом бедняков, опорой несчастных». Кроме того, он навещал лежачих больных в окрестностях монастыря, приносил им
пищу и укреплял духовно, находя слова утешения. Вместе со своими помощниками он погребал умерших, родные которых слишком
бедны, чтобы оплатить похороны. Елемозинарий Вестминстерского аббатства посылал в Лондон отобранных им детей для обучения различным ремеслам.
НАСТАВНИК НОВИЦИЕВ
Изначально такой наставник у клюнийцев имел второстепенные функции (действительно, в бенедиктинском уставе,
LVIII, 11 — 12, этот служитель упоминается лишь мимоходом и характеризуется как «senior, способный распознавать души»). Его должность
становится более важной у цистерцианцев: здесь наставник новициев следует непосредственно за помощником приора.
В Дареме наставник новициев помещался в прекрасной комнате, обшитой панелями и охранявшейся привратником. Он посвящал своих
подопечных в повседневную жизнь монастыря, пояснял им смысл таинств, жестов и облачения, традиций и обычаев, которые необходимо
соблюдать всю жизнь. Он также обучал их чтению, письму, пению. Он толковал им Священное Писание, труды Отцов Церкви и произведения
богословов, мистиков, канонические сочинения того ордена, к какому они имели честь принадлежать отныне.
ДРУГИЕ ФУНКЦИИ
В церквях происходили кражи, поэтому монахи были вынуждены нанимать постоянных сторожей, которые,
ночуя и питаясь в монастыре, охраняли его. Часто эта задача вменялась в обязанности помощнику ризничего.
Должность привратника (portarius) иногда пожизненно отдавалась какому-нибудь мирянину и становилась наследственной в его роду.
Название «circatores» носили монахи, которые «курьезно» (буквально «с любопытством»), то есть с превеликим рвением, следили за тем,
чтобы в положенное время все работали или же спали, а богослужения совершались, как подобает. По словам одного автора, это были
«бродячие шпионы», что, конечно же, не вызывало к ним симпатии окружающих.
В крупных аббатствах большинство служителей и ответственных за различные службы имели заместителей и помощников, некоторые из
которых были мирянами, получавшими жалованье за работу, например, повар, камерарий, елемозинарий, келарь. В целом, должностей
существовало много. Без преувеличения можно сказать, что, принимая во внимание довольно ограниченное количество монахов в
большинстве монастырей, все они были служителями того или иного уровня.
ВИЗИТАТОРЫ
Из всех служителей наиболее важными в плане влияния на монахов были визитаторы, эти missi dominici*
[Королевские посланники (лат.)] центральной власти. В нашем распоряжении достаточно их отчетов, в частности из Клюни, напичканных
всевозможными сведениями. Это поистине подробнейший обзор всего, что подметили эти средневековые «досмотрщики», инспектируя
помещения, отслеживая повседневную жизнь в монастыре, опрашивая монахов с глазу на глаз.
Вот некоторые, собранные наудачу отрывки из этих отчетов: в таком-то монастыре не соблюдалась тишина, и лампада в алтаре не горела
денно и нощно. Один монах поранился и лишился пальца, так как к нему не было проявлено внимание. Такой-то приор парализован и не
способен дальше управлять монастырем, поэтому следовало бы назначить ему заместителя, но лишать его этой должности было бы
непристойно: аббат, немощный ныне, все равно еще пользуется доброй репутацией. В каком-то другом монастыре за неимением книг
монахи не могут достойно славить Господа. Еще где-то после дождя протекла крыша, или пол поврежден, или монахи не спят в общей
спальне и не питаются вместе, не носят одежды и обуви по уставу...
Визитаторы отмечали, что монахи продают вино и хлеб, которые получают в качестве пайка и главного блюда. Кроме того, они не творят
милостыню или удерживают часть ее у себя. Такой-то приор замечен в нерадивости: ему предписывалось просить прощения своих грехов
накануне генерального капитула. Другой приор отличился негостеприимством, и его сместили с должности «без снисхождения», то есть без извинения.
Картезианский сборник обычаев предостерегает монахов от дачи «каких-либо показаний, продиктованных хитростью,
ненавистью или завистью». Другая же статья сборника советует каждому, начиная с приора, не быть злопамятным по отношению к тому, кто
когда-либо делал ему упреки. Каждый монах должен понять, что все сказанное проистекало из одной только милости и поэтому должно быть принято
тоже в духе благоволения и смирения. Хочется на это надеяться. После завершения своих наблюдений визитаторы составляли отчет.
Этот документ обычно не содержал ни льстивых восхвалений, ни резких упреков. Визитаторы избегали выделения мелких и незначительных
фактов. Их девиз: «Puram veritatem simplicibus verbis» — «Излагать чистую правду простыми словами». Затем, «поскольку случаев согрешить
всегда предостаточно в такого рода общении», визитаторы и вся братия, распростершись ниц, вместе возносили Conflteor* [Исповедаюсь (лат.)].
Приор обязан сообщить визитатору о своем намерении уйти в отставку, но тот может позволить ему это только с согласия генерального капитула
или преподобного отца, главы ордена. Та же статья уточняет, что поспешность особенно неуместна, когда этой отставки слишком настойчиво
добиваются многие монахи, так как необходимо время, чтобы поразмыслить и установить, не является ли это упорное единодушие банальными
интригами. Глава XXIII «De visitationibus» («О проверках») Устава картезианского ордена гласит, что в серьезных случаях визитатор вправе
потребовать рассказать ему всю правду без утайки и даже дать клятву, чтобы подтвердить истинность сообщаемых сведений. Но при этом
добавлено: если только он не имеет оснований опасаться, что его требование вызовет клятвопреступление.
Если визитатору приходится решать острый или деликатный вопрос, то он спрашивает мнение приора. Завершенный отчет зачитывается в
присутствии всей монастырской братии и вручается приору, который на тот или иной праздник вновь зачитает его.
Не стоит даже говорить о том, что визитаторы, «эти возмутители спокойствия» в монастыре, находили далеко не радушный прием. В 1262 году
Клерво отказался принять аббата Сито в качестве визитатора, тот же, в свою очередь, ответил угрозой отлучения. Инспекции простых монахов,
даже если их делегировала центральная власть, оказывались малоэффективны; с подобными поручениями лучше всего было посылать прелатов,
но тех явно не хватало. В некоторых местах визитаторов побивали камнями...
От визитаторов требовалось, чтобы они имели смелость взять на себя эту ответственность. Но так бывало не всегда. В аббатствах на комменде*
[пользование доходами с аббатства (Прим. ред.)] аббатом являлся феодальный сеньор, редко бывавший там, живший на широкую ногу благодаря
доходам от аббатства и вовсе не склонный принимать у себя визитаторов. Они довольствовались тем, что посылали ему духовные увещевания
с напоминаниями монахам, что они не должны отлучаться из обители без причины (но по опыту можно утверждать, что причины находились
постоянно), не впадать в крайности (неопределенное понятие), не позволять себе излишеств (но где границы необходимого?), не вести разговоров
с гостями (а как же радушный прием? а как нести доброе слово везде, где это представляется необходимым?)... Толку от этого, как правило, было мало.
Редко находились такие визитаторы, как Роберт Гросстест, епископ Линкольна, который сразу переходил к делу: во время
своего пасторского инспектирования в 1236 году он снял с постов семерых аббатов и четырех приоров. Иногда и сам визитатор под каким-либо
предлогом терпимо относился к тому, что он должен бы и запретить. Причина сего заключалась либо в том, что он сам был из монастыря, где
данная практика разрешалась, либо он скептически смотрел на эффективность своего запрета.
Формулировка дома Никола Молена раскрывает секрет картезианского долгожительства: «Сила картезианцев — в молчании, уединении, генеральном
капитуле и системе контроля». Автор напоминает о двух духовных и двух институционных факторах, которые, вероятнее всего, перечисляются по
мере уменьшения степени важности. Но сколько мудрости в том, чтобы объединить их, не выделяя какого-либо фактора отдельно и не преуменьшая
значения духовного перед институционным, и наоборот!
НРАВЫ И САНКЦИИ
Порой удивляет та настойчивость, с которой уставы и сборники обычаев говорят о послушании и суровости наказания в
случае нарушения субординации или просто принятых правил, ибо нравы в ту эпоху царили дикие, необузданные и жестокие. Разумеется, было
бы несправедливо составлять картину монашеской жизни на основе отчетов визитаторов или монастырских хроник, как было бы неразумно
описывать нашу жизнь, вдохновляясь только лишь газетами. Вполне очевидно, что в письменных источниках зафиксированы наиболее
примечательные и часто самые необычные происшествия. Но точно так же можно исказить всю картину, заявив: «Все было прекрасно как
с духовной точки зрения, так и с мирской». Слишком кратко невозможно объяснить, что же было плохо, особенно если вдаваться в подробности.
Хроники повествуют о бесчисленных случаях неповиновения. Но какое отношение они имели к жизни тысяч благочестивых душ, которые вовсе
не нуждались в устрашении наказанием, чтобы вести жизнь по обету, и которые не оставили никакого иного следа своего земного странствия
кроме имени, затерянного в длинных списках, и безымянного дара стольких архитектурных, художественных и духовных красот?
Тем не менее некоторые происшествия могут дать представление о том, что за нравы были в те времена среди наиболее (в общем и целом)
дисциплинированных и благочестивых людей. Вот примеры для иллюстрации.
Один клюнийский приор использовал средства монастыря для того, чтобы выдать замуж некую девицу, выстроив ей дом (1291). В Сен-Жан-д'Анжели,
монахи осадили в церкви своего приора и избили его палками, а ночью вылили на него кипяток. Охваченный ужасом приор спасся бегством и
больше никогда не возвращался в этот монастырь... В другом месте один монах, подстрекаемый дьяволом, в сопровождении толпы вооруженных
людей напал на дом, принадлежавший Клюни, чтобы захватить лошадей, скот, деньги и драгоценности «насильственно», как сказано
в тексте... Другой странствующий монах из Клюни в сопровождении монаха из другого ордена (отягчающее обстоятельство!) выломал двери
приората Фуйи-ле-Флёр на реке Луаре и обокрал комнату приора (1294). Здесь брат Намеш в Намюруа осыпал оскорблениями своего приора.
Там приор отказал визитаторам в праве посетить его монастырь (1315).
Генеральный капитул черных монахов Кёльнской провинции счел необходимым запретить монахам заниматься охотой —
псовой или соколиной, — а также держать собак или охотничьих птиц. Клюнийские монахини в Германии составили завещание, за что их и
постигла кара: их лишили вина, а если какая-то сестра собирается упорствовать, то «при жизни» будет отлучена от причастия, а после смерти
лишится христианского погребения, ибо проявила себя «закоренелой стяжательницей».
Но были случаи и посерьезней. В монастыре Павии в самом конце XIII века один монах, «вор и мошенник» по его же собственному признанию,
привел в монастырь женщину и удерживал ее там в течение трех дней! Смягчающее обстоятельство: «Не было совершено содомского греха».
В остальном же — лучший сын на свете... Другой монах затеял ссору с проституткой и тем самым обесчестил свой орден; он был отправлен в
Клюни, и с тех пор ему было запрещено возвращаться в свой «родной монастырь», а также в соседние монастыри своего ордена. Два монаха
убили ножом дамского угодника. А два брата-минорита убили друг друга, не поделив место сторожа в своем монастыре.
В 1302 году один монах из цистерцианского аббатства Дюн во Фландрии узнал, что армия короля Франции направляется к Куртре. Он тотчас
же оставил свои обязанности, сразился с французскими рыцарями, убив сорок из них (!) в знаменитой битве Золотых шпор, и с гордостью
вернулся в свое аббатство. Единственное, что здесь еще нужно сказать, что наш могучий монах фламандец, брат Жан Зубодробитель, был
слишком необузданным. В 1308 году он взбунтовался против своего начальства: убил приора, ранил аббата и скрылся в башне церкви в Лиссевеге,
откуда его затем извлекли коммунальные власти Брюгге! Монах умер отступником. И последний пример неповиновения, имеющего оттенок
«феминистских» требований: аббатисы Лас Гуелгас близ Бургоса подтверждали, что принадлежат к цистерцианскому ордену, но повиноваться
генеральному капитулу Сито отказывались. Под тем предлогом, что в нем нет ни одной женщины!
Время создания страницы: 27 сентября 2006 года.
Последнее редактирование: 27 сентября 2006 года.
При создании этого раздела были использованы следующие материалы:
Лео Мулен «Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV вв.»
Фильмография 
вверх