...Кто сегодня может представить себе другого актера на месте Шона Коннери в роли Вильяма Баскервильского? А между тем выбор
был очень непрост... Жан-Жак Анно обсуждал этот вопрос с Умберто Эко.
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Он говорит: «Ну, скажи мне, ты уже нашел кого-нибудь на главную роль, на роль
Вильяма?» «Да», - говорю, - «нашел». «Ну, кто же это, скажи!» Я говорю: «Это Шон Коннери». Он хватается за голову: «Боже мой, боже мой! Нет, это
невозможно! Рената!» Он поворачивается к своей жене, стоящей где-то сзади, и говорит: «Рената, ты знаешь, что он сейчас сказал?! Он хочет отдать
роль Вильяма Шону Коннери!» «Нет!» - вопит она, - «это невозможно!». Он опять повернулся ко мне: «Ты должен будешь его сломать».
«Да», - говорю, - «это моя работа. Он актер, я его вылеплю. Он не будет агентом 007. Я тебе клянусь, он великолепен, очень интеллигентен».
«О Боже, о Боже!», - повторял он... Вот так оно было. Потом он годом позже приехал на съемки, и я представляю ему Шона. Шон приглашает
его в свой вагончик, через 20 минут я вижу, как Умберто выходит от него. Он совершенно бледен. Я спрашиваю: «Ну что?». Он долго молчал,
а потом говорит: «Он очень компетентен... Когда речь идет о футболе!» И уехал...
В 2007 году в интерьвью журналу Умберто Эко рассказывал об этой встрече с Шоном Коннери:
ЭКО: Как-то раз проводили анкетирование, включавшее вопрос об авторе «Имени розы». Так вот восемнадцать процентов ответили – Умберто Эко. А сорок девять – Шон Коннери.
PLAYBOY: Вы обиделись?
ЭКО: Ну что вы. Коннери я на это никогда не жаловался. Я вообще встречался с ним единственный раз, на съемках «Имени розы». Мы посидели вместе, выпили виски. К сожалению, он говорил только о футболе.
PLAYBOY: А вас футбол не интересует?
ЭКО: Не особенно. Тем не менее я слушал, виски-то ставил он.
Жан-Жак Анно и сам не слишком верил в Шона Коннери. Это зашло так далеко, что он даже пометил в своих записях: «супердорог, супер-что-угодно,
и, прежде всего, суперплох в своих последних фильмах. Его агент рассказал ему о существовании роли Вильяма, я его об этом не просил»...
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Я думал найти неизвестного актера. Я хотел поискать выдающихся театральных
актеров в возрасте около 50 лет, которые до этого не получили шанса сняться для кино или телевидения, и с этой целью исколесил весь англосаксонский
мир. Я ходил в провинциальные театры, был в Глазго, Манчестере, Блэкпуле и Брайтоне. А потом – Чикаго, Сиэттл, Филадельфия. Я исследовал театральные
коллективы, встречался с сотнями актеров. Я понял, что трудно быть пятидесятилетним, не прорваться наверх, но, несмотря на это, обладать харизмой.
То, что я говорю, это грустно, но, к сожалению, так. Можно быть замечательным театральным актером, но играть в фильме – это немного другое.
Твоя истинная личность на экране становится видна, потому что лицо наблюдается в непосредственной близи. Кроме твоих актерских способностей,
люди улавливают тайны твоего сердца. И если в жизни тебе не удалось добиться того, чего ты хотел, это видно на экране. Да, можно при этом быть
прекрасным театральным актером, но в театре актер носит маску, его лицо очень далеко от публики...»
Следовательно, были необходимы многие беседы и пробы. Альберт Финни, Ричард Харрис, Ян Маккеллен, Джек Николсон, Ив Монтан и даже Роберт де Ниро...
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Роберту де Ниро еще не было пятидесяти, но он дал согласие на съемки...
Однако, мы с ним не очень понимали друг друга. Помню, однажды за ужином, он отвел меня в сторону говорит: «Знаете, я думаю, будет хорошо,
если между моим героем и инквизитором состоится дуэль». Я говорю: «Так там же и есть дуэль. Интеллектуальная». «Нет, они должны драться на
дуэли». «Что, на мечах и саблях?» «Да-да!»,- и руками изображает... «Нет», - говорю, - «об этом не может быть и речи...» Я замял тему, а Роберт
настаивал на этой идее...»
В кулуарах обсуждались кандидатуры Пола Ньюмана и Энтони Перкинса.
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Была тогда в Лос-Анджелесе такая очень известная личность как Майк Овитц. Он
был руководителем большого агентства САА, и я с ним давно был знаком. Он меня звал «Джей-Джей», как и все там, и он каждые 2 месяца названивал
мне и говорил, что его клиент, Шон Коннери, с удовольствием снялся бы в моем фильме, что он прочел роман, и что он великолепен. Я раз за разом отвечал:
прежде всего, этот персонаж – соединение средневекового мыслителя Вильгельма Окамского и Шерлока Холмса. Если к этой смеси добавить еще и
Джеймса Бонда, она получится слишком сложной. Большое тебе спасибо, передай Шону Коннери, что я ищу нечто другое. Он звонил мне еще и еще,
пока я просто не перестал реагировать на его звонки.
А потом мы были как-то в Шато Мормор в Лос-Анджелесе, мой продюсер Берндт Айчингер подошел
к телефону, звонил Майк Овитц. Берндт говорит: «Слушай, давай уже покончим с этим вопросом с Шоном Коннери, мы с ним встретимся, и все будет ясно».
Я поехал назад в Мюнхен, Коннери был уже там. Он пришел ко мне в офис... Должен признаться, он абсолютно обворожителен... Прекрасное телосложение,
невозмутимое лицо... Помню, он сказал мне со своим неповторимым акцентом: «Я могу прочесть Вам, несколько страниц, мой мальчик?». Он меня
называл «мальчиком»... Я говорю: «О кей». Он открывает сценарий... и у меня мурашки по коже... Потому что он читает текст абсолютно точно так,
как я слышу его на протяжении двух с половиной лет, с тех пор, как начал работать над этим фильмом, и 17 раз просматривая в моем воображении
снова эту сцену, я еще ни разу не слышал этой особой мелодики в диалогах. После третьей страницы я его остановил. Я пронесся вниз по лестнице
к кабинету моего продюсера, и сказал: «Мы его нашли. Он потрясающий!»
Вот так это произошло, я изменил свое мнение.
Потому что я его увидел, потому что я его услышал. Это очень характерно для публичного имиджа, я был как все. У меня было устойчивое
представление о Шоне Коннери, и я не мог от него отойти. И, чтобы закончить историю, я должен сказать, что Эко было настолько любопытно,
что мне удалось сделать, что готовый фильм он увидел прежде меня. Мне вдруг, как гром среди ясного неба, сказали, что он в лаборатории,
в Мюнхене, и хочет посмотреть копию. Хотя, вообще-то, я должен был сначала ее проверить. Ну ладно, я позволил ему это сделать. Его секретарь
сказала мне: «Мы тебе позвоним». Должен признаться, что я очень опасался, какой будет реакция Умберто, именно этого.
Умберто обещал пока не
общаться с прессой и не высказываться публично. Но мои дружеские чувства к нему были так сильны, что я смертельно боялся его разочаровать.
Просто по-человечески... Я ждал по десяти вечера – нет звонка. Я открыл бутылку вина. Налил стакан. Нет звонка. Еще стакан... после третьего я
уснул.
Вдруг было уже утро. В Мюнхене много церковных колоколов, они меня разбудили. Я смотрю на будильник – 9 часов. И никто так и не позвонил.
Я знал, что это означает... Я уже был в отчаянии... Вдруг зазвонил телефон, это была моя секретарша, она сказала: «Какого черта, где тебя носило,
мы всю ночь пытались тебе дозвониться!» «Я был здесь!», - говорю. На самом деле, я был вдрызг пьян и просто не слышал телефон.
«Тогда приезжай скорей, Умберто уезжает, он в восторге» «Это замечательно!» И я выскочил из отеля прямо так, небритый и вообще...
Он
встретил меня, обнял и сказал: «Знаешь, твой самый большой успех именно в том, за что я больше всего боялся. Вильям получился невероятным.
Шон Коннери – необыкновенный!» Позже я слышал и другие комплименты, но этот тронул меня особенно, потому что все это время был серьезный
риск. Понимаете, у меня был контракт с «Коламбией», «Коламбия» согласилась финансировать фильм. Но когда мы с продюсером выбрали на главную
роль Коннери, «Коламбия» разорвала контракт, они не захотели участвовать в этом проекте. Они не захотели делать фильм с актером, которого они
считали старомодным и ужасным. Это очень жесткий бизнес...».
Майкл Хейбек (Беренгар) (Фото можно увеличить)
Ф. Мюррей Абрахам (Бернардо Ги) (Фото можно увеличить)
«Для остальных ролей были намечены следующие роскошные кандидатуры: на роль аббата - Серро, Нуаре или итальянцы Сорди и Чели. На роль отца
келаря – замечательный персонаж – Галабрю или Корме, прекрасно! Галабрю был бы идеальным келарем. Для Беренгара, библиотекаря с похотливым
лицом, я хотел Жана-Клода Бриали. Да, только он отмечен. На роль Малахии – Джек Пэлэнс, которого я знал. Я отметил для себя Жана Рошфора, который
был бы хорош в роли Бернардо Ги, инквизитора...
Был один господин, которого звали Франко Франки, который был итальянским комиком. Ну, театральным,
таким, весельчаком. Но он не позволил резать себе волосы, не хотел тонзуру. Он заставил своего гримера сделать себе парик, коробку какую-то, который
он водружал на голову. А у него была густая шевелюра и с этим париком его череп выглядел как яйцо с маленькой тонзуркой, как у солдата наполеоновской
армии 19 века. Абсолютно невероятно. Он мне все время говорил: «Хорошо смотрится, правда?» «Нет, слушай, делай, как все, вот так должна выглядеть
тонзура». В день начала съемок он уволился. Тогда я позвонил моему приятелю Рону Перлману, с которым я работал вместе в «Войне за огонь». Я говорю
ему: «Я, к сожалению, не могу пригласить тебя, мы не имеем права ангажировать американцев, не повезло тебе, ты американец... Но это не касается той
ситуации, когда возникает крайний случай».
И такой случай произошел. Мистер Франки действительно отказался резать волосы, хотя в его контракте было
отмечено, что он обязуется это сделать, срочно нужна была замена, таким образом мы получили разрешение пригласить на роль американца. И бедный
Рон, он как раз лежал в постели, он рассказывал мне потом, и думал: в моей жизни должно что-то произойти, у меня нет работы нет денег... Мой ассистент
звонит ему и спрашивает: «Рон, ты в ближайшие пару месяцев доступен?» «Да», - говорит, - «а что?». «Да тут вот роль есть для тебя в фильме Жана-Жака.
Он тебя уже знает, ты ему очень нравишься. Если хочешь – роль твоя». Он говорит: «Ну разумеется! Когда начинать?» «Мы заказали для тебя билет на 8 утра»
(в Нью-Йорке было 6 утра). Он взял какой-то пакет, покидал туда нестиранное белье и поехал с этим в аэропорт. В утро следующего понедельника мы его уже
снимали. Для роли Сальваторе я сделал его на редкость страшенным. Его обрили, наградили шрамами, засунули в нос специальные такие штуки... И вперед...
Рон Перлман (Сальваторе) (Фото можно увеличить)
Федор Шаляпин младший (Хорхе) (Фото можно увеличить)
Хорхее, слепец... Я записал себе: испанский тип... Да... Представьте себе, на эту роль я предполагал Джона Хьюстона, который мне очень нравился, он
очень милый человек и был абсолютно готов сыграть эту роль. Но проблема была в том, что он хотел многое изменить под себя, потому что плохо себя
чувствовал. У него были кислородные трубочки в носу. У него были проблемы с дыханием, и ему нужны были отапливаемые съемочные площадки. Для
его возраста и здоровья это было вполне нормально, но я не хотел отапливать помещения, потому что мне нужно было, чтобы люди по-настоящему кутались
в свои костюмы и изо ртов шел бы пар. Мы отказались от идеи с Хьюстоном.
Был еще один человек, который меня совершенно очаровал, он был статистом.
Его история была очень красивой. Однажды в Риме я увидел пришедшего на собеседование человека, который прослушивался на статиста. Я получал
удовольствие, самостоятельно выбирая даже статистов. Человек говорил на прекрасном французском с легким русским акцентом, я читаю его имя – Шаляпин.
Так как я большой любитель классического пения, я его спрашиваю, не в родстве ли он с великим тенором (на самом деле, Шаляпин, конечно же, бас. Вот такой вот
Анно «любитель» классического вокала, хе-хе) Шаляпиным. «Это мой отец, мсье!» И я подумал, что он прожил интересную жизнь...
Сын знаменитого
Шаляпина был великолепен. Он уже успел состариться, ему было 82, но он был еще привлекателен и полон достоинства. Его
жизнь была легка, так как он жил с прибылей от продаж записей своего отца. Он потратил много денег, имел красивых женщин, поездил по свету и владел
шикарной виллой в Риме. Лет в 75 он подумал, интересно было бы поглядеть, как делают кино. И работал некоторое время как статист. В процессе
разговора с ним я нашел его облик изумительным, я подумал, что он будет прекрасно выглядеть слепцом в роли Хорхе. К тому же он прекрасно говорил
по-русски и по-испански. И, в конце концов, я предпочел этого совершенно неизвестного Шаляпина Джону Хьюстону, потому что я подумал, что он вправду
лучше для этой роли. В определенных фильмах хорошо иметь известного актера. В этом фильме, думал я, прекрасно иметь Шона Коннери. Но для
остальных ролей лучше выбрать неизвестных актеров. После Шона самым известным был актер, сыгравший роль Бернардо Ги. Он как раз получил
«Оскара» за роль Сальери в фильме «Амадеус»...»
Несмотря на то, что роли были подобраны подходящим по типажам актерам, каждый персонаж должен был ежедневно перед
съемками минимум 30 минут проводить в гримерной, некоторые даже больше часа. По мнению Анно, если грим у актеров будет неудачным, шансы
на успех «Имени розы» будут ничтожны. Требованием к гримерам было заставить выглядеть актеров не красивей, чем они есть, а выглядеть
естественно. Поэтому все тонзуры в фильме – настоящие. Даже Шон Коннери позволил полностью обрить себе голову, и гример перед съемкой
по 45 минут делал ему «прическу с тонзурой» из накладных волос, обкладывая ими лысину. Что касается Рона Перлмана, то ему приходилось
проводить в гримерной иногда по пять часов...
В гримерной. Создание образа монаха. (Фото можно увеличить)
Рон Перлман в гримерной. (Фото можно увеличить)
Время создания страницы: 27 сентября 2006 года.
Последнее редактирование: 27 сентября 2006 года.
Огромное спасибо Алекс за помощь в создании этой страницы!
Дополнительные материалы к 2-х дисковому DVD изданию, Германия.
Перевод материалов и фотографии.
При создании этого раздела были использованы следующие материалы:
Дж.Паркер «Шон Коннери» / 1998 год.
Журнал «Искусство кино» 1990 год, №7
«Режиссерская энциклопедия. Кино Европы»
Лео Мулен «Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV вв.»
«Мифы народов мира», Москва, Советская энциклопедия, 1992 год.
Фильмография 
вверх