|
|
Кадр из фильма «Имя розы» |
|
Вильям и Адсо добираются до Бенедиктинского аббатства, которое раньше было роскошным, но теперь медленно разрушается. Но оно предоставляет
комфорт, соответствующий тому времени. Если монахи и надменны, то потому, что являются наследниками древнейшей монашеской традиции. Но
с 6-го века, когда он был под руководством св. Бенедикта, орден совершенно изменился.
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Истории монашеских орденов всегда более или менее одинаковы. Маленькая группа идеалистов, движимых
своей благородной верой, объединяется и основывает религиозный орден, деятельность которого всегда, или почти всегда, направлена на то, чтобы помочь
страждущим. И их великодушие, их вера и чистота позволяют им приобрести высокое признание, а с ним успех и деньги. И монастырь, маленькие бедные
хижины, в которых они питались водой и хлебом, преображаются... Они строят уже из камня, они приглашают лучших художников, они заказывают картины,
на которых аббат изображен рядом с Господом Богом. Статуи покрыты золотом... Это приводит к проблеме: к воровству. Это как в «Сапожнике и банкире»
невозможно спокойно спать, начинается забота о безопасности; монастырь превращается в крепость, и отныне свободный вход
чужим в него запрещен. И монахи уже не предлагают столь великодушно свою помощь нуждающимся в ней, а становятся недружелюбными, требуют
с народа десятину, пируют в трапезной, напиваются еженощно, короче говоря, становятся богачами, обладателями собственности».
Знаменитый Бенедиктинский орден привлекал, прежде всего, аристократию и был могущественнейшей и мощнейшей организацией.
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Аббата выбирали. То есть там была демократическая система. Кстати, наша демократия была придумана
в монастырях. Монашество создало капитул, то есть собрание ордена, на котором сходились монахи. Выборы аббата были тайными. Аббат обладает
властью, но власть эту на него возлагают сами монахи и ими же она может быть у него отнята. Таким образом, власть аббата ограничена. Монастырь
замечательно организован, каждый несет за что-то ответственность. Каждый монастырь имеет библиотекаря. Кто-то отвечает за кладовые и кухню.
Некоторые монахи являются управляющими земельных владений монастыря. Все очень хорошо организовано. А аббат – как президент республики,
он ответственен за организацию. Но он должен быть очень осторожным с монахами, потому что они как привели его к власти, так же могут ее и лишить».
Поэтому наш аббат – скорее дипломат, чем божий человек. Он типичный образец жирного монаха с массивным кольцом на пальце.
В своей ответственности за аббатство он должен защищать свою независимость и одновременно свою власть.
Прежде всего, перед ним становится проблема: как подданный императора, аббат обязан, несмотря на оппозицию Папы, предоставить его легатам и
францисканцам пристанище для их собрания. Смерть ночного сторожа, за которой, как он предполагает, стоит темная гомосексуальная драма, случается
в подходящий момент. Если это были происки дьявола, это означает, что Бог против этого собрания...
В противоположность развращенным бенедиктинцам, францисканцы чисты и восстают против спесивой роскоши духовенства.
|
|
Кадр из фильма «Имя розы» |
|
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Основываясь на высказываниях св. Франциска, они говорят: «Конец чванливым одеяниям, золотым
головным уборам, митрам, усыпанным бриллиантам. Нам не нужно больше, чем простая ряса, мы ходим босыми и помогаем бедным». И этим они,
конечно, снискали популярность, потому что они были тем, чего ждал христианский мир. Без францисканцев католичество перестало бы существовать.
Это и сегодня видно по оттоку верующих из церкви, неспособной себя модернизировать. Но здесь речь шла о внутреннем кризисе. И что случается?
Невероятный успех францисканцев, которых становится все больше и которые основывают монастыри, конечно же, угрожает духовной буржуазии.
И особенно – бенедиктинцам, которые за своими стенами копят богатства и молятся на них».
В мире, управляемом исключительно мужчинами, дочь бедной крестьянки пытается выжить, отдаваясь монахам в обмен на еду. До того момента как...
Валентина Варгас: «Я думаю, что для этой девушки... Она никогда в жизни еще не испытывала такого... Она никогда еще не встречала
такого чистого мужчины. В этот момент она не хотела еды, она хотела вкусить другого... Да, она была как зверек, маленький дикий зверек, но с сердцем,
и пыталась выжить в этом страшном мире...»
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Снимать эту сцену было особенно интересно. Она очень трогательная, потому что Кристиану, конечно,
очень нравились молодые женщины, но он имел с ними также много опыта, как с монашеским облачением. И я решил дать ему возможность
порепетировать с тремя молодыми дамами из 4 стран света. Одна была итальянка, другая – испанка, а третья – чилийка, живущая во Франции».
Валентина Варгас: «У меня еще не было контракта для совместного производства. Я даже плакала, так мне хотелось сыграть
эту роль, я влюбилась в этот персонаж. Жан-Жак Анно увидел меня и решил, после долгих проб на студии Чинечита, еще где-то, что я все-таки та, кто
ему нужна, потому что у меня сильные ноги».
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Валентина Варгас первой получила возможность пробы. Она приехала в Рим и проходила
собеседование на Чинечита. На следующий день ко мне подошла мать Кристиана. Мы были знакомы, она занималась кастингом. Она
пришла ко мне и сказала: «Мне очень стыдно, но у Кристиана проблема. Он знает, что не сможет делать кинопробы с другой актрисой. Он...
Он находит ее такой красивой и талантливой, он так влюбился в нее, что не может пробоваться с другой...». Я сказал ему: «Кристиан, ты
актер, ты должен». «Нет, пожалуйста, я это смогу сделать только с Валентиной!».
|
|
Валентина Варгас в фильме «Имя розы» |
|
Валентина Варгас: «Это было несколько сложно, потому что я не могла влюбиться в мальчика. Он был очень молод. И
Жан-Жак сказал мне: «Ты должна найти в нем что-то, что тебе нравится. Мне нужна нежность...» В конце концов, получилось...»
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Она дважды приезжала ко мне в Рим в период подготовительных работ, я пригласил ее на обед.
Она носила джинсы, майку и маленькие сандалии. К ней подходили мужчины и давали ей свои визитки. Я подумал... Это невозможно! Она
вела себя независимо, на ней не было косметики, и она ни на кого не смотрела. Валентина была очень серьезной и выглядела очень буржуазно.
Она не хотела ничего общего с этим иметь, но это было несносно. Каждый молодой человек ее хотел, это точно. Невозможно!»
Валентина Варгас: «Я делала безумные вещи, потому что хотела получить эту роль. Жан-Жак сказал, что я должна похудеть,
я должна была перестать брить волосы на ногах и под мышками... Я ходила в лес... Я даже приехала на свою родину. Я брала мешки из-под
картошки, делала себе из них балахоны и ходила так, пытаясь стать этой девушкой, понять ее... Что она делала там? Как она выживала?
Люди в моей деревне думали, конечно, что я сумасшедшая».
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Она оказалась действительно по-настоящему хороша для этой роли. Получилось очень забавно.
Я специально попросил продюсеров не ставить эту сцену в плане съемок в начале съемочного периода, а ближе к концу, чтобы мы успели
поближе познакомиться, и актеры более свободно бы себя чувствовал. Но, конечно, получилось так, что декорации в срок еще не были готовы,
как раз только часть кухни, и мы вынуждены были снимать эту сцену в первый или второй съемочный день. Большое спасибо...»
Валентина Варгас: «Это было очень сложно. Особенно любовная сцена. Там была целая куча народу, которая хотела
присутствовать при съемках. Я подумала: «Это невозможно! Пожалуйста, отвалите!» И это правда, с этой сцены мы начали съемки. Это
было очень сложно, очень. Я боялась, я была очень стеснительной. Не знаю, как я с этим справилась...»
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Такие сцены или с первого дубля снимают правильно, или никогда. И ты уже больше их не делаешь.
Было несколько сцен, которых я боялся, потому что второго шанса нет. Если кто-нибудь делает малейшую ошибку, неважно кто, - все потеряно.
После этого уже ничего не получается и не выглядит естественно. Нас осталось только несколько человек на площадке, 5 или 6 техников на
декорациях. Это было очень трогательно, потому что Валентина сначала разделась сама, а потом сняла одежду с него. Он дрожал, трепетал
на самом деле. Он дрожал всем телом. И когда ее кожа соприкоснулась с его, я увидел, что это уже почти конец сцены».
|
|
Валентина Варгас и Кристиан Слейтер |
|
Валентина Варгас: «Над одной вещью мы с Жаном-Жаком работали особенно. Он просил меня: «Ничего не делай.
Ты уже разработала свой персонаж. Ты уже – она. Не пытайся делать больше». Я просто дала себе волю. Я послушалась его и старалась
выглядеть как можно более естественно и покорно».
Рассказывает Жан-Жак Анно: «И потом все, что мне нужно было для этой сцены, было отснято, и я прошептал «Спасибо, все снято,
можете расслабиться». И ничего не произошло, камеры продолжали работать. Потом я сказал немного громче: «Спасибо, это все. Большое спасибо!
Мы это сделали, спасибо!» Опять ничего. Я сказал уже громко, откашлявшись: «Спасибо! Снято! Мы можем заканчивать!» И опять никакой реакции.
Тогда Валентина подняла глаза, наши взгляды встретились, и она прошептала: «Уже все?» Я говорю: «Да, Валентина, уже несколько минут как.
Уже снято». На меня посмотрел Кристиан. Это был конец сцены...»
Валентина Варгас: «Мы эту сцену сделали и мы... Это было так невероятно... Я не могу вспомнить, что я делала,
я находилась как бы в трансе. Думаю, я действительно была этой девушкой, потому что была так охвачена чувствами, которые она
должна была испытывать. Это было прекрасное чувство. Правда... Это было по-настоящему. И не было ничего... Это было очень чисто.
Это меня очень тронуло. Для меня это было... Я никогда этого не забуду...»
Рассказывает Жан-Жак Анно: «Была еще одна вещь, которая меня очень тронула. У меня был духовный консультант, падре
Арпа, он был большим другом Феллини и его советчиком во многих делах, не только в вопросах духовной жизни. Это был очень образованный
человек, который многое знал о кино. И падре Арпа присутствовал на съемках этой сцены как мой советник. Верите или нет, но и Валентина, и
Кристиан подходили к нему, чтобы спросить, позволено ли католикам сниматься в подобной сцене. И падре Арпа ответил им, перекрестив:
«Дети мои! Се ля ви, как говорится! Без любви не было бы жизни. Ну, давайте, работайте!»...»
|
Фильмография 
вверх