ПОГРУЖЕНИЕ В ПРОШЛОЕ
«История остается для меня источником вдохновения, зрелищности и экзотики. Я не считаю себя историком,
не испытываю особого влечения к прошлому. Я просто хочу оказаться в чарующем времени и перенести зрителя в иную эпоху.
Читая «Имя розы», я физически ощущал притягательности средневековья. Возникло желание с помощью собственных средств
совершить погружение в мир эрудиции, уходящей корнями в прошлое. Умберто Эко - настоящий кладезь знаний, поэтому мне
следовало, в свою очередь, стать ученым, реконструирующем атмосферу далекой эпохи. Я обожаю учиться и всегда рад возможности
порыться в библиотечных архивах.
Эко поместил свой роман в 1327 год, так как нарождающийся 14 век напоминает наше время. Это была эпоха
великого смятения, экономического кризиса, эпидемий чумы, неуверенности и конфликтов, порожденных противостоянием
францисканцев и бенедиктинцев. Современная Франция сталкивается с не менее серьезными проблемами. Оказывается, что люди
совсем не изменились, меня изумляет их постоянство.
Отличаясь от плохих авторов, рядящих настоящее в одежды минувшего, Умберто Эко точно и твердо описывает
ушедшую эпоху, повествующую о сегодняшнем дне».
СМЕШЕНИЕ ЖАНРОВ
«Я не хочу замыкаться в строгие рамки исторического жанра. Уже в моем фильме «Борьба за огонь» сплелись
комедия и История. Американские критики писали: «Бедняга даже не понял, что порой просто невозможно удержаться от смеха!»
Подобных отзывов может удостоиться и «Имя розы». Многие считают, что исторический фильм - это либо эпопея, либо сатира.
«Седьмая печать» или «Монти Пайтон»! Я не робею перед авторитетами и смешиваю драму и юмор, как в книге. Я высоко ценю
вкус Эко к знаниям, культура для него - живой инструмент, позволяющий познать мир.
Я люблю жонглировать жанрами: эпопея, интеллектуальное кино, детектив, комедия. Отнюдь не случайно
избрано имя главного персонажа: Вильям Баскервильский - настоящий средневековый Шерлок Холмс. Эта ссылка на Конан
Дойля подсказывает зрителю, что авторы не все воспринимают всерьез, впрочем, как и сам Вильям Баскервильский».
О ДОСТОВЕРНОСТИ
«Я стремился к абсолютной достоверности. Многие предметы изготовлялись вручную, выверялась каждая деталь,
и все же я не антиквар, поэтому главная цель состояла в том, чтобы создать лишь впечатление правдоподобия.
Зритель обычно не отдает себе в этом отчета, но именно переизбыток неточностей приводит к потере
интереса. В этом и заключается одна из трудностей так называемых костюмных фильмов: доспехи часто оказываются слишком
легкими, а пергамент совсем новеньким! В реалистической обстановке и актер ведет себя иначе. Сцена в натуральных
декорациях с участием сорока монахов. Представьте себе, что я натопил помещение, актеры в грубых шерстяных рясах
обливаются потом и ведут себя соответственно. А ведь на гравюрах в миниатюрах монахи ежатся от холода. Эта деталь обретает
значение на уровне изобразительности, ведь недостаточно сказать: «Сделайте вид, что вам холодно». Старая кинематографическая
история о пустом чемодане. Итак, трудно разыгрывать комедию, а тут еще надо делать вид, что чемодан полон! Ваша походка и
осанка заметно меняются в тяжелой рясе и обуви на плоской подошве. В мгновение ока вы превращаетесь в готическую статую.
Совокупность подобных элементов немедленно воспринимается зрителем. Я хочу, чтобы его не мучил вопрос о
достоверности декораций и аксессуаров. Ведь все это на самом деле второстепенно и так и должно восприниматься. Зритель
должен следить за историей, а моя задача состоит в том, чтобы анахронизмы не отвлекали его от темы разговора. Весь труд, в
конечном счете - во имя того, что не будет и не должно быть замечено, ведь не могу же я позволить себе увязнуть в
самоцельных крупных планах...
Воссоздавая физический облик монахов, я черпал вдохновение в творчестве Калло и Брейгеля. Не надо
забывать, что не будь сегодня искусственных челюстей, мало кто мог бы похвалиться приличными зубами! Кино чаще всего
предлагает идеализированный образ действительности. Я иду по иному пути, рисуя достоверный и красочный портрет. Так удается
не делать уступок кинематографу и честно описывать средние века. Лица монахов - настоящие».
«...В картине «Имя розы» женщина воплощает запрет. Как и книгохранилище. Эко говорит о женской природе
библиотеки, о чем я постоянно напоминал своим коллегам во время съемок. Есть что-то чувственное в книге и в знании, нечто
сходное с желанием и восхищением, которое пробуждает женщина. Со временем я становлюсь все более восприимчивым к чувствам,
охладевая к идеям. В фильме я поставил акцент на единстве Адсона и Вильяма и в финале спас женщину (это понравилось Эко).
Финальные сцены фильма были написаны Жераром Брашем. Я объяснил ему, что хочу ненавязчиво рассказать о том, что не книги,
не споры, не великие вопросы, а любовь важнее всего. Мне дорога это наивность, отказываясь от нее становишься черствым.
Руководствуясь разумом, снимают интеллектуальное кино и проходят мимо самого главного - великих переживаний».
ЛАБИРИНТ
«Мне хотелось воссоздать библиотеку-лабиринт. Было весело творить геометрическую вселенную с помощью
арифметики, в которой мы терялись. Мы вдохновлялись творчеством Пиранези, Эмера и образом раковины. Я объяснил Умберто Эко,
что невозможно построить горизонтальный лабиринт, который зримо воспринимался бы на экране. Тут он и вспомнил о тюрьмах
Пиранези. После разговора с художником Данте Феррети мы обратились к рисункам Эмера. Так родилась идея вертикального
лабиринта. Древний миф о лабиринте всегда потрясал людей средневековья. Каждый толкует его по-своему и находит в нем личные
фантазии. В фильме «Имя розы» он является сердцевиной истории, которая сама строится в форме лабиринта. Я всегда знал, что
это мозг, интеллектуальное ядро фильма, но не хотел перегружать символическое и личное послание. Поэтому я сохранил за ним
функцию, которую обнаружил у Эко».
ИМЯ: СОПРОТИВЛЕНИЕ ЗАБВЕНИЮ
«Умберто Эко заканчивает книгу мотивом «Но где снега былых времен» (Вийон) из поэмы забытого
бенедиктинца, жившего в 12 веке. Он выбрал эту строчку Бернарда Морланского не только потому, что она навевает
ностальгические чувства, но и потому, что автор говорил, что от исчезнувших вещей остаются пустые имена, не уходящие из
памяти. Разумеется, эта мысль имеет фундаментальное значение для семиотика, который видит особый смысл в знаках и символах.
Издатель отклонил несколько названий книги: «Аббатство преступлений», «Библиотека» и «Адсон из Мелька», и, отчаявшись, автор
предложил «Имя розы». Немецкий переводчик сделал множество пометок с характеристиками персонажей. О девушке он написал:
«Девушка без имени... возможно, Роза». Ведь сказал же автор, что доподлинно ее личность не известна. Это объяснение
понравилось Умберто Эко, и он даже выдал его за свое. Забавно сама трансформация, ведь изначально название имеет чисто
семиотическое происхождение, но я настаиваю на нем, потому что оно симпатично автору. Вот почему мы слышим за кадром
голос старого человека: «Я так никогда и не узнал... ее имени», а уже затем возникает титр на латыни: «Stat rosa pristina
nomina, nomina nuda tenemus» («Роза при имени прежнем - с нагими мы впредь именами») - своего рода ответ.
От вещей и роз остается только имя. Как и в романе, я не захотел пускаться в слишком глубокие
разъяснения. Я подумал, что будет забавно, если в полном загадок фильме навсегда останется последняя тайна, тайна названия».
|